Читателю, знакомящемуся с этой работой, на первый взгляд может показаться, что перед ним сборник евангельских парафраз, пересказов евангельских эпизодов, притч, а также различных речений Иисуса Христа, близких по духу к Евангелиям. Можно подумать, что все эти выдержки и отрывки принадлежат перу глубоко верующих христиан, хорошо знакомых с Новым Заветом, и творчески, немного по-своему, рассказывающих о жизни и учении Иисуса Христа. Здесь и знаменитое хождение по воде, и умывание ног ученикам, и мудрые речения: «вы — соль земли», «будьте просты, как голуби», «запасайте себе сокровище на небесах», в том числе ставшие афоризмами выражения: «не бросайте жемчуга вашего перед свиньями», «легче верблюду пройти в игольное ушко…».

Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что все эти рассказы, речения и притчи вышли из-под пера  мусульманских авторов, среди которых знаменитые писатели и ученые, улемы и факихи, такие как Ахмад ибн Ханбал, Абу Хамид ал-Газали и Ибн ‘Араби. Это — часть религиозного наследия ислама, глубоко впитавшего в себя многие христианские взгляды и представления. Мусульмане восприняли, переработали (иногда довольно тщательно) и адаптировали применительно к Корану и кораническому учению важнейшие элементы церковной догматики и христианского предания. Прежде всего это касается образа и учения Иисуса Христа.

В этот сборник вошли отрывки из произведений мусульманских авторов, являющихся источниками наших знаний о жизни и культуре тех времен. Источники эти самые разнообразные: религиозные и этические сочинения, исторические хроники, истории пророков и святых, антологии мудрых высказываний, произведения в жанре адаба (мусульманского свода обычаев и правил этикета), сочинения представителей суфизма (мусульманского мистицизма) и др. Авторы их, творившее на пространстве от Испании до Китая, по времени охватывают почти целое тысячелетие: с VIII по XVIII вв. Представленные нами отрывки взяты из этих трудов. Иногда это одно или два предложения, иногда — довольно длинные рассказы об Иисусе.

Их равнозначность евангельским сказаниям и речениям часто кажущаяся. Вроде бы говорится о том же, но не так и с другим смыслом. Редко это прямая цитата, в немногих случаях — пересказ евангельских сюжетов, в большинстве же случаев — использование евангельских элементов (отдельных слов и выражений) для конструирования другого рассказа, имеющего самостоятельное значение. Разумеется, мусульманское вероучение наложило свой отпечаток на эти рассказы и речения. Прежде всего, они получили установленную в исламе форму: после имени Иисуса (‘Исы) следует положенное славословие («мир ему», реже: «да благословит его Аллах и да приветствует!»). Не встретить в этих рассказах и речениях вещей, противоречащих мусульманской доктрине, которая представляет Мессию ‘Ису великим предшественником Мухаммада, весьма уважаемым и почитаемым пророком и чудотворцем, но все-таки человеком, а не Богом. Понятно, что все сообщения об Иисусе в трудах мусульманских писателей прошли исламское «сито».

И все-таки рассказы и речения эти имеют не мусульманское, а христианское происхождение (!). Большей частью они пришли к мусульманам из преданий сирийских и арабских христиан, а те, в свою очередь, питались богатой традицией раннехристианской и византийской Церкви. На евангельский характер большинства речений Иисуса, передаваемых мусульманскими авторами, указывает их лексическая и смысловая близость к тексту четырех канонических Евангелий, а также к другим писаниям ранних христиан, в том числе и апокрифическим. Так, очень трудно, опираясь на Коран, Сунну и собственно мусульманскую традицию, сложить рассказ об умывании Иисусом рук и ног учеников, а также о его заповеди не противиться злому, предсказании разрушения храма и мн. др. Эти рассказы демонстрируют связь с Новым Заветом и раннецерковными писаниями. То есть эти рассказы — христианские по происхождению.

Надо думать, что мусульманские авторы (большая их часть) не читали непосредственно Евангелия и трудов— мусульманской традиции, объединяющей в себе как устные, так и письменные рассказы и легенды о пророке Иисусе, сыне Марии. Эта традиция, собственно, и составляет предмет нашего исследования. Особенно та ее часть, которая возникла под влиянием христианских сказаний. Нас интересует также то, насколько велико было проникновение христианских преданий в среду мусульман, как и почему оно произошло.

История ислама — это не столько история завоевания и самоутверждения, сколько история ученичества (по крайней мере, на первых порах), вдумчивого диалога с окружающим миром. Поразительный факт: в XIII веке, когда Данте в «Божественной комедии» уже отправил Мухаммада в ад и причислил его к числу грешников, испытывающих страшные муки, в это самое время исламские писатели еще продолжают изображать Иисуса важнейшим пророком, учащим мусульман, что «трудно богатому взойти в небеса», что верующие должны «смягчать сердца», «не противиться злому» и «ожидать будущего мира». Ислам — более глубокая и сложная религия, чем принято считать на Западе, со своей непростой историей, со своими многочисленными, часто подспудными связями с религиозно-культурными традициями немусульманских народов и неисламских цивилизаций.

* * *

Ученые давно отмечали, «что можно было составить целый том из высказываний и деяний Иисуса Христа по сообщениям мусульманских авторов» (Louis Cheiko, 1910). Еще в 1893–1894 гг. английский ориенталист Дэвид Марголиус (David Margoliouth) собрал 77 таких пассажей, 71 из которых взяты из произведения ал-Газали Ихйа’ ‘улум ад-дин («Возрождение религиозных наук») и 6 — из других источников, которые были изданы в Т. V Expository Times.

XX век ознаменовался глубоким и основательным проникновением в эту тему. В 13-м и 19-м томах (1919, 1926) Patrologia Orientalis известный испанский ученый-арабист Мигель Асин Паласиос (Miguel Asin Palacios, 1871–1944) издал более двухсот отрывков из сочинений средневековых мусульманских писателей под названием «Logia et agrapha Domini Jesu: apud Moslemicos scriptores, asceticos praesertim, usitata». Каждое сообщение приведено на языке оригинала, снабжено латинским переводом и обстоятельным комментарием, также написанном на латыни. Это издание послужило образцом и основой для всех последующих работ на эту тему. В 1929 г. большинство отрывков М. Асина было переведено на английский язык в книге Дж. Робсона «Христос в Исламе» (Robson J. Christ in Islam. London, 1929).

Издание М. Асина и по сей день имеет огромную историческую ценность. Стремясь найти каждому мусульманскому изречению соответствующую евангельскую цитату, М. Асин, конечно, преувеличивал степень проникновения евангельских понятий и евангельской фразеологии в мусульманскую среду, что и было отмечено другими учеными. Точных цитат практически не существует. Это очень близкие по духу и форме выражения, но все же несколько отличные речения, со своим собственным смыслом, который порою весьма далек от смысла первоисточника. Важно учесть одно обстоятельство. Далеко не всегда мусульманских авторов интересовал сам Иисус и сказанное о нем в Евангелиях. Часто к образу пророка Мессии-‘Исы обращались из других побуждений. Мусульманские аскеты старательно рисовали образ Иисуса-подвижника, отрешенного от всего земного, и с этой целью выбирали из Евангелий подходящий материал. Широко черпали они и из христианской аскетической литературы, особенно из рассказов о египетских пустынных отшельниках. Суфии охотно использовали образ Христа в своей полемике с официальными законоведами, — отсюда соответствующая обработка евангельских сцен и речений. Было и множество простых собирателей чудесных историй, для которых Иисус представлялся успешным чудотворцем, заклинателем, мудрецом и учителем хороших манер. Самый разный Иисус предстает перед нами со страниц мусульманских произведений.

К проблеме аутентичности речений Иисуса в мусульманском изложении современные ученые подходят более взвешенно и критично. Уже Дж. Робсон в 1929 г. отметил, что подлинность многих речений, приведенных М. Асиным, на самом деле очень сомнительна. «Замечательные рассказы о воскрешении мертвых, о говорящем черепе — очевидная беллетристика. Такая история, как А. 148 (Asin, no. 148), в которой рассказывается о горе, сожалеющей, что из нее были высечены идолы, имеет явно мусульманское происхождение, поскольку основывается на некоторых стихах Корана. В то же время история А. 215 (Asin, no. 215) представляется достаточно странной: приводимое здесь речение Иисуса взято из Корана, но к нему добавлено нечто такое, что, кажется, имеет христианское происхождение»[1].

После М. Асина и Дж. Робсона свое собрание цитат из сочинений мусульманских авторов, посвященных Иисусу Христу, в арабском издании: Ханна Мансур (Hanna Mansur) Аквал ас-саййид ал-Масих ‘инда-л-куттаб ал-муслимин ал-акдамин («Речения Христа у раннемусульманских авторов») (1976). Это издание осталось малоизвестным широкой читательской аудитории. Время от времени выходили также небольшие сборники цитат мусульманского Иисуса, посвященных тому или иному предмету или охватывающие определенный круг источников (например, шиитских произведений). Один из таких сборников под названием «Exhortation of prophet ‘Isa (Jesus). 40 Ahadith» (Middlesex, 2004) использован в данной работе. В России ничего подобного не издавалось.

Совсем недавно, в 2001 г., на английском языке вышла книга профессора Американского университета в Бейруте (Ливан) Тарифа Халиди (Tarif Khalidi) «The Muslim Jesus: Sayings and Stories in Islamic Literature» (Cambridge and London: Harvard University Press, 2001), претендующая на право считаться последним словом науки в этом вопросе. Ни Д. Марголиус, ни М. Асин не могли воспользоваться тем огромным количеством произведений мусульманских авторов (в особенности ранних), которые получили известность в последнее время. Т. Халиди проделал огромную работу по разысканию и сбору материала, относящегося к ‘Исе-Иисусу. Его сборник, содержащий 303 фрагмента, только наполовину повторяет тексты М. Асина и Дж. Робсона. Однако абсолютно нового материала у Т. Халиди немного. Большинство его «новых» фрагментов — это более ранние версии фрагментов М. Асина, извлеченные из других произведений. В каждом случае Т. Халиди приводит только самый ранний вариант изречения или рассказа об Иисусе, а указания на другие варианты перечисляет в виде примечания. К сожалению, в отличие от М. Асина, Т. Халиди не приводит арабских оригиналов отрывков, а дает только их английский перевод.

Считая, что в основе всех мусульманских историй об Иисусе так или иначе лежит образ коранического ‘Исы ибн Марйам, Т. Халиди включает в свой сборник все рассказы об Иисусе, находящиеся в мусульманских источниках, независимо от их происхождения, тематики и литературного жанра. В качестве главного выделен принцип хронологии: ранние сообщения предшествуют позднейшим.

Т. Халиди употребляет термин «мусульманское Евангелие» (The Muslim Gospel). Во введении к своему сборнику он сообщает, что понимает под этим термином «несколько сотен речений и историй, приписанных Иисусу в арабской исламской литературе… В целом они формируют наибольший корпус текста, касающегося Иисуса в нехристианской литературе. В отношении этого корпуса литературы в данной книге будет впредь использоваться выражение "мусульманское Евангелие”» (с. 3). Таким образом, Т. Халиди относит термин «мусульманское Евангелие» ко всем рассказам об Иисусе в мусульманской литературе, независимо от того, религиозное ли это сочинение, историческая хроника, антология мудрых речений, сочинения суфиев или произведение в жанре адаба. Термин «мусульманское Евангелие» применяется ко всем отрывкам, собранным Т. Халиди, имеющим как христианское, так и кораническое происхождение, без различия, заимствование ли это из Евангелий или просто восточная сказка с участием Иисуса.

Евангельский материал лег в основу довольно объемных рассказов об Иисусе, содержащихся в трудах ат-Табари (839–923), ал-Мас‘уди (ум. 956) и других мусульманских историков и писателей. Эти рассказы можно рассматривать как отражение и переработку евангельской традиции. То же самое относится к многочисленным речениям ‘Исы-Иисуса, содержащимся в трудах средневековых мусульманских авторов, которые приводят М. Асин, Дж. Робсон и сам Т. Халиди. Это в одном случае заимствованные из канонических Евангелий фразы и выражения, либо подражания им; в другом случае — своеобразные тексты, сложенные на основе Евангелий или с использованием евангельских образов и символов. В том и другом случаях это никак нельзя считать «мусульманским Евангелием», какой-либо его частью или элементом.

Мало того, что термин «мусульманское Евангелие» неверен по существу, — он некорректен с точки зрения ортодоксального ислама. Да и странно было бы ожидать от мусульман, искренне преданных Корану, создания (или демонстративного «извлечения» откуда-то) каких-либо иных «священных» текстов. Подобный случай мог бы рассматриваться как измена исламу. Верно, что у мусульман имеется представление о Торе, Псалмах, Евангелии и Коране как о составных частях некоей вышней «Книги Божией». Но с тех пор, как появился Коран, объявивший, что он является окончательным подтверждением и утверждением «Книги Божией», с тех пор для мусульман не может быть книги более священной. С Кораном отпала и сама надобность в обладании предшествующими, менее священными и менее совершенными частями «Книги Божией». Как только появился Коран, мусульманам стали уже не нужны ни «мусульманская Тора», ни «мусульманское Евангелие».

Если Т. Халиди ставит своей целью показать «уникальный опыт того, как одна мировая религия хотела принять центральную фигуру [другой мировой] религии, исходя из собственной идентичности» (с. 5), то мы хотим показать нечто другое: насколько одна мировая религия переплетена с другой мировой религией, насколько зависима от нее в формировании собственного мировоззрения (и, в частности, в формировании образа ‘Исы-Иисуса). Мы хотим показать и то, насколько велики были заимствования, и то, насколько вообще многообразны связи между двумя мировыми религиями, долгое время находившимися в положении учителя и ученика. Мы хотим показать, что именно заимствовал ислам из христианства об Иисусе Христе. Если для Т. Халиди мусульманская традиция ‘Исы-Иисуса — это «история любовной интриги между исламом и Иисусом», то для нас это, во-первых, заимствованное из христианства евангельское ядро, а во-вторых, собственно мусульманская переработка и адаптация этого ядра в недрах новой религии — ислама. Причем в большей степени нас интересует первая часть, а не вторая.

В фокусе нашего внимания находится не кораническое учение о Мессии Иисусе и даже не его мусульманский образ (пусть и разноликий), а следы евангельского Иисуса, сохранившиеся в сочинениях средневековых мусульманских писателей. Нас интересует то, что мусульмане восприняли из обширной христианской литературы той эпохи.

И если проф. Т. Халиди озаглавил свой сборник как «Мусульманский Иисус», то мы должны были бы озаглавить свой сборник так: «Некоранический Иисус в мусульманской традиции», или даже конкретнее: «Евангельский Иисус в мусульманских источниках». Разница существенная. Она отражает два принципиально противоположных подхода к этой теме. Проф. Т. Халиди считает, что в основе мусульманского «корпуса текстов» об Иисусе так или иначе лежит образ коранического ‘Исы ибн Марйам. Мы полагаем, что мусульманский образ Иисуса, во-первых, многолик, во-вторых, сложен из самых разных элементов, как коранических, так и некоранических. Существенный элемент этого образа или даже значительная его часть — это заимствованные из Евангелий и церковной литературы рассказы об Иисусе Христе, его заповеди, поучения, притчи.

Поэтому наше собрание не может повторять сборники М. Асина и Т. Халиди ни по форме, ни по содержанию. Руководствуясь своими задачами, мы произвели необходимый отбор материала и включили в сборник следующее:

1) сообщения, христианское происхождение которых установлено достаточно точно;

2) сообщения, христианское происхождение которых точно не установлено, но вполне вероятно;

3) сообщения, христианское происхождение которых не установлено, но и не исключено;

4) сообщения, имеющие вполне мусульманское происхождение, но, возможно, как-то связанные с христианскими сказаниями.

По этой причине мы не включили в сборник многочисленные мусульманские рассказы об Иисусе, где он толкует тот или иной стих Корана, где явно повторяется коранический сюжет; не включили и простонародные, типично восточные сказки об Иисусе, заклинающем змей, усмиряющем чудовищ и драконов, заговаривающем плачущую гору, а также целую серию историй «говорящих черепов» с почти одинаковым сюжетом: Иисус задевает ногою чей-то череп, вынимает его из земли и заставляет говорить «с позволения Божьего»; череп оказывается принадлежащим какому-то древнему царю или герою и охотно излагает длинную биографию своего бывшего хозяина. Не включены в данный сборник и речения Иисуса совсем не связанные с евангельскими, но отражающие воззрения той или иной религиозно-философской группы в исламе.

Евангелие (Инджиль) в исламе

Как известно, основоположник ислама оставил свою общину со священной книгой — Кораном, представляемым как откровение Божие. В Коране об Иисусе Христе (‘Исе ибн Марйам) рассказывается как об одном из предшественников (предтеч) Мухаммада и  даже как о самом важном, самым выдающемся из них. Коранический Мессия ‘Иса в целом отождествляется с главным героем Нового Завета. Мы видим, что речь идет об одном и том же лице — об израильском пророке, рожденном Девой Марией, проповедовавшем слово Божие, совершавшем чудеса и отверженном иудеями. Правда, при ближайшем рассмотрении оказывается, что коранический Иисус многим отличается от евангельского — настолько отличается, что можно говорить об особом, кораническом (или мусульманском) образе Иисуса. Ислам создал свое представление о евангельском герое, по-своему преподал его биографию, а также по-своему объяснил характер и смысл его деяний.

В арабской транскрипции Иисус Христос называется ‘Иса ибн Марйам («Иисус, сын Марии»). Нередко Коран использует также обозначение ал-Масих (Мессия), но не в иудео-христианском религиозном смысле. «Мессия» в Коране — скорее добавка к имени ‘Иса, его эпитет, — такие же, как именования «Дух Божий» или «Слово Божие», также используемые в отношении Иисуса. Коран усваивает многое из евангельских сказаний. По словам французского ученого М. Гайека, за исключением концепции божественности Иисуса, «все остальные церковные догматы находят поддержку в Коране, хотя и довольно слабую, но все же поддержку. Это касается чудесного рождения Марии, Введения ее во храм, Благовещения, Непорочного зачатия, Рождества Христова и даже его Вознесения»[2]. Ислам признаёт, что Иисус творил чудеса: говорил с людьми еще в колыбели, исцелял и воскрешал мертвых, спускал «трапезу с неба». Особенностью коранического Мессии является также то, что он представляется как непосредственный предшественник и предтеча Мухаммада. «Я — посланник Аллаха к вам, — заявляет ‘Иса сынам Израиля, — благовествующий о посланнике, который придет после меня, имя которому Ахмад (=Мухаммад)!» (61:6).

С другой стороны, в Коране отвергается христианское учение о смерти и воскресении Иисуса. В том месте, где говорится о преследовании иудеями ‘Исы, следует специальная ремарка: «а они не убили его и не распяли, но это только представилось им... Они не убивали его, — наверное, нет, — Аллах вознес его к Себе» (4:157–8). Вознесение на небо минуя смерть (подобно Еноху и Илии) — такой чести в исламе удостаивались не многие. Даже «печать пророков» Мухаммад умер и был погребен как все обычные люди. Согласно Корану, вознесшийся на небо Иисус был там «упокоен» (3:55; 5:117). Тем не менее Коран решительно осуждает почитание Иисуса как сына Аллаха, второго Бога, утверждается, что он только раб Аллаха, Его слово, посланник и пророк, как и все пророки, как Муса (Моисей) и Мухаммад. Человеческая природа ‘Исы подчеркивается и обозначением «сын Марии». «Не веруют те, которые говорят, что Аллах — это Мессия, сын Марйам, — подчеркивает Коран. — Скажи: кто же властен чем-нибудь у Аллаха, если Он захочет погубить Мессию, сына Марйам, и его мать, и тех, кто на земле, всех?» (5:17). Тем самым ислам не признает боговоплощения Иисуса, не считает его Искупителем и Спасителем человечества. «О обладатели писания! — обращается Коран к христианам. — Не излишествуйте в вашей религии… Веруйте же в Аллаха и Его посланников и не говорите — три (=Св. Троица)… Поистине, Аллах — только единый бог. Достохвальнее Он того, чтобы у Него был ребенок» (4:171). В то же время новая религия под влиянием христианства отводит Иисусу важнейшую роль в событиях «конца света», когда он должен явиться с небес и победить Антихриста (ад-Даджжаля), править человечеством и приготовить его к Последнему дню (часу) и Суду Божию.

Итак, ислам включил Иисуса в число великих, особо почитаемых пророков, предшествовавших Мухаммаду. Кроме того, в Коране несколько раз упоминается чудесная книга, врученная Богом Иисусу — Инджиль (Евангелие). Эта книга в глазах Мухаммада и его последователей имела священный статус. В ней говорилось о том же, чему учит Коран. Более того, Тора, Псалмы, Евангелие и Коран оказываются частью «Писания Божьего». В Коране читаем: «Мы отправили… ‘Ису, сына Марйам, и даровали ему Евангелие» (57:27), «и даровали Мы ему Евангелие, в котором — руководство и свет» (5:46). В одном месте даже приводится прямая цитата из этой книги: о приверженцах Мухаммада говорится, что «в Евангелии образ их — посев, который извел свой побег и укрепил его; он стал твердым и выровнялся на стебле, восхищая сеятелей, чтобы разъярить ими неверных» (48:29). На самом деле, однако, в канонических Евангелиях таких слов нет. Есть некоторое подобие их в евангельских стихах Мф 13:8 и Мк 4:27, но связь достаточно отдаленная. Всегда говоря о Евангелии в единственном числе, не упоминая ни одного из канонических евангелистов, Коран, тем не менее, демонстрирует знакомство с евангельской традицией в нескольких айатах (стихах): в 5:45 приводится заповедь, предусматривающая принцип «око за око» (5:45); в 7:40 говорится, что входящий в рай уподоблен прохождению верблюда сквозь ушко иглы; в 31:16 упоминается «зерно горчичное»; наконец, айат 19:7 — возможная цитата Лк 1:61 («И сказали ей (Елисавете): никого нет в родстве твоем, кто назывался бы сим именем» — о наречении сына Захарии и Елисаветы именем Иоанн).

Стоит вспомнить, что выражение «Евангелие Господа нашего» часто встречается в христианской литературе как собирательное обозначение учения Иисуса Христа или евангельских повествований. Уже в Евангелии от Марка говорится о том, что Иисус проповедовал Евангелие Царствия Божия (1:14; ср. Мф 4:23; 24:14). В Новом Завете также говорится о «Евангелии Божием» (1 Пет 4:17 Рим 1:2; 15:16) или «Евангелии благодати Божией» (Деян 20:24). Христианские писатели часто употребляли выражения «Евангелие Христово», «Евангелие Господне». Не исключено, что Мухаммад слишком буквально воспринял это популярное выражение, представив дело так, будто бы Иисус проповедовал, держа в руках некую книгу, ниспосланную ему с небес.

Источником коранических рассказов о Мессии ‘Исе (как и о других библейских героях) послужили аравийские предания, восходящие к еврейской Библии и Новому Завету. В Сунне рассказывается, что старший родственник Мухаммада Варака ибн Науфал незадолго до выступления пророка обратился в христианство и переписывал из Евангелия на арабском языке (ал-Бухари. Сахих, 3392, 6982). Это можно понимать так, что Варака воспроизводил евангельский текст по-арабски. Исследователи не исключают, что именно Варака передал Мухаммаду представление о христианской традиции и священных писаниях христиан. Во всяком случае, представление это было почерпнуто в среде, где господствовали не ортодоксально-церковные, а смешанные и даже сектантские воззрения, как, например, учение о вознесении Иисуса на небеса минуя распятие и исключая смерть (Коран, 4:157). Возможно, Варака входил в секту василидиан, учивших, что вместо Христа по ошибке был распят Симон Киринеянин, несший крест на Голгофу (Епифаний Кипрский. Панарион, XXIV 3).

Как бы то ни было, Мухаммад заповедал своим последователям чтить Иисуса Христа в качестве великого пророка, а также почитать божественную книгу, называемую «Евангелие». То же самое относилось к пророку Моисею-Мусе и его Торе (ат-Таура). С точки зрения ислама, евреи и христиане тем и отличаются от язычников-многобожников, что являются «людьми писания», то есть обладают священными книгами, предшествующими Корану. Ислам возник, как и христианство, в русле ветхозаветной традиции, как авраамическая религия. Коран нацелен сугубо против многобожников — обитателей Мекки и других аравийских городов, а также бедуинских племен, продолжавших поклоняться бездушным «идолам» вместо поклонения единому истинному Богу, Который на небесах, Которому поклоняются и «люди писания». Одно время Мухаммад серьезно рассматривал евреев и христиан в качестве своих союзников в борьбе за искоренение многобожия и идолопоклонства. В этой связи в Коране евреям и христианам посвящены несколько одобрительных стихов. В процессе деятельности Мухаммада, правда, у него возникли некоторые трения с представителями двух главных религий Востока, и в Коране соответственно появились стихи полемического характера. Но это не привело к осуждению той и другой религии как таковых. И после смерти Мухаммада ислам все еще выступал в качестве продолжателя иудаизма и христианства.

Разумеется, Мухаммад осознавал, что у него имеются расхождения и весьма серьезные противоречия с еврейской и христианской доктринами. Так, в Коране осуждается вера в Святую Троицу, в Бога Мессию, в распятие и воскресение Иисуса из мертвых. Относительно евреев говорится, что они исказили ниспосланное им Писание (2:79; 3:93); в одном месте даже дается пример такого искажения (4:46), но приводимая цитата отсутствует в Библии. В отношении Евангелия (Инджиля) Коран ни разу не говорит о его возможном искажении христианами.

Мысль о том, что оригинальный текст Инджиля был либо утерян, либо искажен (переделан) христианами, активно обсуждаемая в исламе сегодня, если и возникала у средневековых мусульман, то не получала широкого распространения. В «Сунане» ан-Наса’и (829–915) приводится такой хадис: «Были правители после ‘Исы, которые изменили ат-Таура и Инджиль, когда оставались еще верующие, которые проповедовали ат-Таура и Инджиль». Но такое сообщение нужно признать очень редким, не распространенным в средневековой мусульманской литературе. По другим суннитским источникам известно, что сам Мухаммад, доказывая иудеям правильность своих взглядов, велел им принести свиток Торы и ссылался на написанное в ней (ал-Бухари. Сахих, 3635). Такое поведение основателя ислама служило прецедентом и примером для его последователей.

Во всяком случае, ислам, принявший Иисуса-‘Ису в число великих и почитаемых пророков, легализовал саму возможность обращения мусульман к христианскому преданию и обширной церковной литературе, повествующей об Иисусе.

Очень скоро растущая и расширяющаяся молодая религия вступила в области, непосредственно принадлежащие Церкви, и встретилась с ее богатой литературой, в первую очередь — с книгами, именуемыми Евангелиями. Как в этом случае должен был поступить правоверный мусульманин? В Коране не сказано, что христианские (или еврейские) писания следует отвергать. В одном месте о христианах говорится: «И пусть судят обладатели Евангелия по тому, что низвел в нем Аллах» (5:47). То же самое предписано раввинам и книжникам в отношении их священных книг (5:44). Правоверный мусульманин имел все основания отождествлять священные писания евреев с коранической ат-Таура (Торой), а священные писания христиан — с тем чудесным Инджилем (Евангелием), который несколько раз упомянут в Коране.

Принятие коранического вероучения в качестве основополагающего отнюдь не воспрепятствовало мусульманам обогащать свои знания о Мессии ‘Исе и других доисламских пророках, черпая сведения из других источников, помимо Корана и Сунны. Разумеется, процесс проникновения христианских преданий и понятий в складывающуюся мусульманскую традицию шел неровно. В какие-то времена руководители мусульманской общины настаивали на жестком ограничении: изучаться должны только Коран и Сунна, и больше ничего. Расширяющийся ислам вступил в серию вооруженных столкновений с окружающими государствами, в том числе с христианской Византией. В такие времена, бывало, немусульманские писания расценивались как враждебные, подрывные, и подвергались изъятию и публичному сожжению. Известен анекдот о халифе ‘Умаре (634–644), которому донесли, что в осажденном городе горит богатая библиотека. «А есть ли среди этих книг священный Коран?» — спросил ‘Умар. «Нет», — сказали ему. «Тогда пусть горит», — был ответ.

В другие времена, когда баталии стихали, и в Халифате воцарялся мир, руководители мусульманской общины допускали послабления, порой весьма значительные. При просвещенном багдадском халифе ал-Ма’муне (813–833) исламское государство, до этого похожее на походный лагерь, отложило в сторону лук и меч, перевело дух, открыло себя миру и открыло мир для себя. Почти официально было объявлено, что Коран не является единственным источником знания и что все правоверные имеют не только законное право, но и обязанность исследовать богатейшее культурное наследие человечества, — со времен античности до их дней. Сам ал-Ма’мун выходил к своим подданным и к зарубежным послам, держа в руках не Коран, а свитки с арабскими переводами сочинений Ифлатуна (Платона) и Аристуталиса (Аристотеля). Мусульманские историки писали об этом как о небывалом, неслыханном случае. Ал-Ма’мун учредил в Багдаде «Дом мудрости» — первую в исламе академию наук, куда пригласил виднейших ученых, специалистов в различных отраслях знания (и не только мусульман, но и евреев и христиан), а также велел создать библиотеку и собрать в ней сочинения, входящие в сокровищницу мировой литературы. Поэтому не удивительно, что именно при ал-Ма’муне в Халифате необычайно оживилась переводческая деятельность: на арабский язык была переведена целиком вся Библия (Ветхий и Новый Заветы), а также сочинения раннехристианских писателей и некоторые труды отцов Церкви[3].

Мусульманские деятели, подобные халифу ал-Ма’муну, быть может, сами того до конца не осознавая, открыли зеленый свет проникновению в исламский мир иноверных культур и традиций. И процесс этот уже нельзя было остановить, несмотря на отрицательную реакцию на этот процесс ближайших преемников ал-Ма’муна, которые решительно осудили его политику и пытались вернуть (точнее говоря, втиснуть) мусульманский мир в его прежние рамки. Им этого не удалось. Уже много чего было переведено на арабский язык и внедрилось в мусульманскую культуру. Уже сложился цикл сказаний об Иисусе-‘Исе, причем много рассказов имели не кораническое, а евангельское (христианское) происхождение. Понятно, что мусульманская традиция переработала рассказы об Иисусе с точки зрения исламского вероучения, подчинила их духу Корана. Последующие мусульманские авторы, обращавшиеся к этой традиции, воспринимали рассказы об ‘Исе-Иисусе как вполне мусульманские и уже не заботились об их изначальном происхождении. Их изначальное происхождение устанавливаем сегодня мы, подвергая каждое из таких сообщений критическому анализу.

Позицию истинного мусульманина, столкнувшегося с книгами «людей писания» (в данном случае — христиан) и прекрасно понимающего, с чем он имеет дело, продемонстрировал видный ученый и путешественник ал-Мас‘уди (ум. 956), описавший свои впечатления в обширном труде «Золотые луга и россыпи самоцветов». Во время посещения Иерусалима и храма Гроба Господня ал-Мас‘уди подробно расспросил христиан и аккуратно воспроизвел их рассказы в своей книге: сообщение о родословной Иисуса Христа, о его первой проповеди в Назарете, о призвании учеников, рыбачивших на Тивериадском озере, и, наконец, о вознесении Иисуса на небо в возрасте тридцати трех лет. Ал-Мас‘уди умолчал только о Страстной неделе: о распятии, погребении и воскресении Иисуса из мертвых. Ему рассказали и об этом, но он этого не принял, поскольку это противоречит Корану. Вместо этого ал-Мас‘уди заметил: «Сверх того, Евангелие сообщает много подробностей о Мессии, Марйам и Йусуфе-плотнике; но мы не должны веровать в то, что ни Аллах, ни наш пророк Мухаммад не сообщили нам [в Коране]».

Проникновение элементов христианского вероучения в арабскую среду, начавшись еще до становления ислама как отдельной религии и шло несколькими путями.

До того как возник ислам, христианство существовало на обширных территориях Ближнего Востока, Египта и Центральной Азии, населяемых евреями, сирийцами, арабами, персами и многими другими народами. Правда, христианство существовало у них в разных формах, порой довольно причудливых, весьма далеких от ортодоксально-церковной. Степень проникновения христианства в среду ближневосточных народов также была различной. В северо-аравийском царстве Гассанидов, в царстве Лахмидов, в Хире (в современном Ираке) христианство исповедовалось на государственном уровне. О значительном распространении христианства на Аравийском полуострове свидетельствует существование больших христианских общин в Наджране и в Йемене. Христианство пользовалось большим влиянием среди бедуинских племен и в аравийских городах, в том числе в Мекке. По сообщениям мусульманских историков, в мекканской Каабе, наиболее почитаемом святилище, ставшем затем, после «очищения», главной святыней ислама, в свое время стояло множество идолов древнеаравийских божеств; там же имелось изображение Марйам и сына ее ‘Исы (Иисуса).

Как и у сирийских христиан, у арабов-христиан была значительная по объему церковная литература, с которой мусульмане могли знакомиться на своем родном языке. К сожалению, бoльшая часть этой литературы не сохранилась до наших дней, но и то, что осталось, свидетельствует о ее богатстве и разнообразии. Хотя у нас нет сведений о том, что полный арабский перевод Нового Завета существовал до IX в. (т. е. до того, как вся Библия была переведена на арабский язык во времена ал-Ма’муна), однако нет сомнений, что у арабов-христиан давно уже имелись более или менее подробные писания о жизни и учении Христа. Существовали у арабов-христиан (как во всей Церкви) и свои сборники богослужебных текстов — отрывки из Евангелий и других новозаветных книг, предназначенные для церковного чтения в установленные дни. Когда тот или иной раннемусульманский автор сообщает о том, что он читал Евангелие или священные книги христиан, надо думать, что он знакомился с подобной литературой арабов-христиан или сирийцев.

Первые мусульмане из арабов — спутники и сподвижники Мухаммада — насчитывали в своих рядах немало таких, которые в той или иной мере были знакомы с христианством. Некоторые из новообращенных мусульман сами в прошлом были христианами. О переходе христиан в ислам говорится в Коране (5:83–84). Переходя в новую веру, эти вчерашние христиане естественным образом переносили в нее представления, почерпнутые в лоне прежней религии. Этот процесс активизировался после завоевания арабами обширных территорий Ближнего и Среднего Востока, Северной Африки и Испании. О распространении в исламе христианских воззрений «нетекстовыми средствами» (термин Т. Халиди) косвенно свидетельствует и большое число имен бывших христиан, обращенных в ислам, в иснадах, в числе передатчиков устного предания.

О росте интереса к фигуре Иисуса в исламе

Надо сказать, что в сборниках, составляющих Сунну, интерес к Мессии ‘Исе довольно слаб. Иисус упоминается в 41 хадисе (из 7275) сборника ал-Бухари и в 30 хадисах (из 9200) сборника Муслима, в остальных — и того меньше. Основатель христианства наряду с другими пророками фигурирует в рассказах о путешествии Мухаммада на небо, а также в пророческих рассказах о событиях «конца света», когда Иисус, спустившись с небес, победит грядущего Антихриста (ад-Даджжаля). Собственно личность и деяния земного, т. е. исторического, Иисуса в суннитских сборниках практически не отражены. Даже в специальном разделе Сунны, посвященном пророкам, которые предшествовали Мухаммаду, где содержатся довольно живописные рассказы об Аврааме (Ибрахиме) и его сыне Измаиле (Исма‘иле), ставшем родоначальником арабов, о пророке Моисее (Мусе), а также о Давиде (Да’уде) и Соломоне (Сулаймане), и где следовало бы было подробнее описать жизнь и свершения важнейшего из доисламских пророков, об Иисусе, напротив, сообщается до крайности скупо и как-то мимоходом. Фиксируется лишь указание Корана, что ‘Иса, сын Марйам — «раб Аллаха, и Его посланник, и Его слово». Бегло упоминается кораническая легенда о том, что младенец Иисус «говорил в колыбели». Ничего больше. Сунну интересует лишь эсхатологический Иисус — тот, который явится пред концом света и станет участником Судного дня. Исторический Иисус в Сунне почти не представлен.

Случайно попавшим в Сунну кажется один короткий хадис, где Иисус становится живым человеком и где описывается случай из его жизни. Этот рассказ, письменно зафиксированный уже в первой половине VIII века и ставший весьма популярным у мусульман (см. фрагмент № 9), выделяется и по форме, и по содержанию. Рассказывается, что Иисус уличает вора в краже, но не смеет осудить грешника в виду грядущего вышнего суда — суда Божия. Здесь мы встречаем уже не коранического Мессию — непогрешимого и неколебимого столпа праведности и добродетели. Это живой человек, исполненный своими страхами и сомнениями.

Каково происхождение этого рассказа — отдельный вопрос. Ясно лишь, что его трудно вывести из коранических указаний. Он пришел в ислам не из Корана. Рассказ об Иисусе и человеке, уличенном в краже, можно считать первым кирпичиком, легшим в основание цикла мусульманских сказаний о Мессии ‘Исе.

Конечно, мусульмане не могли не испытывать особого интереса к пророку ‘Исе ибн Марйам. В Сунне Мухаммад несколько раз подчеркивает свою близость к Иисусу, свои особенные с ним отношения: «из всех людей я наиболее близок к сыну Марйам», «не было никакого пророка между мной и им (Иисусом)» (ал-Бухари. Сахих, 3442, 3443). Это, а также то обстоятельство, что Иисусу-‘Исе предстоит сыграть важную роль при наступлении конца света, естественным образом выделяло Иисуса в глазах мусульман из всех других пророков, упомянутых в Коране. Т. Халиди установил, что наиболее ранние сообщения мусульман об Иисусе, сохранившиеся в письменной форме, принадлежат раннеисламским писателям-аскетам ‘Абдаллаху ибн ал-Мубараку и Ахмаду ибн Ханбалу (см. Сведения об авторах фрагментов), по времени совпадающих с оформлением важнейших суннитских сборников.

Т. Халиди попытался классифицировать ранние сообщения об Иисусе, разделив их на четыре группы:

«1. Речения с эсхатологическим подтекстом;

2. Речения псевдо-евангельские;

3. Аскетические речения и истории;

4. Речения, которые, кажется, отражают внутримусульманскую полемику» (с. 32).

Нельзя сказать, чтобы какая-то из этих групп была основной, а другие подчиненными и сопутствующими. В трактатах ‘Абдаллаха ибн ал-Мубарака и Ахмада ибн Ханбала, несмотря на то, что каждый из них посвящен аскетизму, в равной мере представлены речения всех четырех групп (мы приняли в сборник речения 2-й и 3-й группы). Хотя Т. Халиди считает образ Иисуса-аскета наиболее ранним, этого нельзя установить с полной очевидностью. Точно такую же классификацию мусульманских сообщений об Иисусе можно предложить применительно к последующей мусульманской литературе — к самым разным авторам и произведениям нескольких жанров. Часто одни и те же рассказы встречаются как в исторических хрониках, так и в полемических работах, и в сочинениях на религиозную и этическую темы.

Разные факторы влияли на рост интереса мусульман к Иисусу. Так же, как и у египетских отцов-пустынников, учение Иисуса стало необычайно популярным у мусульманских отшельников и аскетов, которые часто конфликтовали с властью и «законными» учителями. Как уже говорилось, для этих суровых подвижников обличение Иисусом ханжества и лицемерия фарисеев, описанное в 23-й главе Евангелия от Матфея, оказалось питательным материалом, к которому они охотно обращались. «Никакой пророк не подходил лучше для иллюстрации борьбы между буквой и духом, между человеком для субботы и субботой для человека, между земными царствами и Царствием Божием» (Т. Халиди, с. 32). Позднее к 23-й главе Матфея охотно обращались суфии в своей полемике с официальными законоведами. Все эти оппозиционные силы поднимали Иисуса на свой щит, делали его своим предшественником и покровителем.

Все же первым мусульманским произведением, посвященным специально ‘Исе-Иисусу, стала работа автора XII в. Ибн ‘Асакира Сират ас-саййид ал-Масих («Жизнь господа(-ина) Мессии»). От такой работы мы вправе ожидать наибольшего количества сообщений об основателе Церкви, и, не в последнюю очередь, имеющих христианское происхождение. Увы, сочинение Ибн ‘Асакира в этом плане практически не дает ничего нового. К уже известным сказаниям, изложенным более ранними авторами, Ибн ‘Асакир добавляет аналогичные им литературно безупречные, но довольно тривиальные речения на тему адаба, а также обычные для мусульманского Иисуса высказывания против мирских услад и радостей нынешней жизни. Справедливости ради надо сказать, что кое-где Ибн ‘Асакир все же привел новый материал, причем почерпнутый из апокрифических Евангелий (см. № 2 нашего сборника). Хотя уже само по себе появление произведения под названием «Жизнь Мессии» — показатель возросшего интереса к фигуре Иисуса в исламском обществе.

X–XIII века — пик интереса к ‘Исе-Иисусу в исламе. Только в одном произведении ал-Газали — «Воскрешение религиозных наук», — содержится более ста сообщений об основателе христианства — от коротких реплик и предложений до пространных историй. Многократно обращаются к образу Иисуса и другие мусульманские авторы: Ибн Кутайба, Ибн Аби ад-Дунийа, Ибн ‘Абд Раббихи, Абу Лайс ас-Самарканди и др. (см. Сведения об авторах фрагментов). В последующие века упоминаний о Иисусе в мусульманской литературе становится меньше, но фигура ‘Исы-Иисуса остается одной из наиболее почитаемых мусульманами и популярных в исламской культуре.

*  *  *

М. Асин в «Patrologia Orientalis» расположил материал по именам авторов и их сочинениям, из которых взяты отрывки, — начиная с ал-Газали и его произведений. Т. Халиди предпочел хронологический порядок: наиболее ранние сообщения предшествуют позднейшим. Оба порядка имеют свои недостатки. В том и в ином случае возникает впечатление некоторой хаотичности приводимых речений Иисуса, часть из которых повторяется в других сочинениях или имеет другие варианты. Причем из всех вариантов Т. Халиди приводит только тот, который значится у самого раннего из авторов. Однако надо заметить, что далеко не всегда вариант более раннего автора яснее передает смысл сообщения, чем вариант, приводимый более поздним автором. Варианты ал-Газали в этом смысле наиболее удачные. Дж. Робсон разделил материал М. Асина на пять частей по тематическому принципу: 1) моральные и религиозные речения; 2) аскетические речения; 3) речения Бога Иисусу; 4) разные пассажи; 5) истории, связанные с Иисусом. Мы также предлагаем тематический подход: речения и поступки Иисуса разделены на пять групп: I. Жизнь и деяния Иисуса; II. Притчи и наставления; III. Мир нынешний и мир будущий; IV. Аскетизм; V. Разные истории. В каждой такой группе мы также произвели отбор, предложив читателю, на наш взгляд, наиболее удачные и ясные варианты, пусть и не самые ранние по времени. Все же, учитывая масштабные изыскания Т. Халиди, здесь мы перечислили варианты данных сообщений в других произведениях. Подобно тому, как это сделано в изданиях М. Асина и Т. Халиди, мы все сообщения пронумеровали. Понятно, что в силу тематического порядка изложения материала нумерация наша отличается от нумерации М. Асина и Т. Халиди. Но мы сохранили связь с этими изданиями, в каждом случае сообщая соответствующий номер отрывка в книгах М. Асина, Т. Халиди, а также Дж. Робсона (если данный отрывок там имеется). Часть сообщений представлена только нами. Кроме того, для удобства читателя, которому придется ориентироваться в массе различных речений и рассказов, мы присвоили каждому сообщению условное название (см. Содержание).

Краткие сведения об авторах и их произведениях, отрывки из которых приводятся в сборнике, объединены в отдельном списке, предшествующим изложению материала.

В сборнике использованы как суннитские, так и шиитские источники. Хотя для нашей темы сообщения суннитов и шиитов имеют в принципе равный вес, мы все же сочли нужным разделить их и поставить суннитские сообщения впереди шиитских, поскольку считаем суннитскую традицию более древней и более распространенной в исламе.

Перевод отдельных фрагментов, которые представлены только в нашем сборнике, а также сверка с арабском оригиналом других фрагментов выполнены Т. А. Рыженковой, за исключением отрывков №№ 2, 6, 9, 10, 15–18, 20, 22, 24–29, 42, 48, 57–59, 64–71, 73, 77, 78, 81, 82, 99, 108–112, 114, 115, 117–120, 140–142, 155, 156, 160, 162, 164, 165, 168, 171, 174, 179–181, 184, 194, 195, 198, арабский оригинал которых оказался для нас недоступным и которые даны в переводе с английского языка по собранию Т. Халиди. В круглых скобках — слова, поясняющие текст, в квадратных скобках — недостающие по смыслу слова и выражения.