О том, что божественное и небесное подобающим образом показывается и с помощью несхожих с ним символов

1. Итак, я полагаю, сначала следует изложить то, что мы считаем целью всякой иерархии и что - пользой участников каждой из них, потом - воспеть небесные иерархии, согласно показанию о них Рече ний, и, наконец, рассказать, в каких священных образах священнописа ния Речений представляют небесные порядки и до какой степени про стоты надо сквозь эти изображения возвыситься, чтобы не полагать нечестиво и нам, подобно многим, что небесные богообразные умы суть некие многоногие и многоликие существа, имеющие вид домашних бы ков , диких львов и кривоклювых орлов (ср. : Иез. 1, 10-11), или перна тых, похожих на волосатых, птиц (ср. : Ис. 6, 2; Иез. 1, б-11) и не воображать некие огненные колеса над небом (ср. : Иез, 1, 15 - 21), и материальные престолы, нужные Богоначалию для восседания (ср. : Дан. 7, 9; Откр. 4, 2), и неких разномастных коней (ср. : Зах. 1, 8) и архистра тигов-копьеносцев (ср. : Ис. Нав. 5, 13; 2 Мак. 3, 25), и все прочее, что священнообразно передано нам Речениями в пестроте разъясняю щих символов. Ведь и богословие решительно воспользовалось по этическими священноизмышлениями применительно к не имеющим образа умам, изучив, как сказано, наш ум, предусмотрев свойственную и прирожденную ему способность возведения и создавая для него возводительные священнописания.

2. А кто полагает, что священные синтезы надо воспринимать как отражения чего-то простого, что само по себе не познаваемо и нами не видимо, тот знает, что изображения святых умов в Речениях кажутся нелепыми и вся эта скиния ангельских имен, скажем так -грубой, и богословам, говорит он, надлежит, приступая к творчеству телесных образов совершеннно бестелесного, создавать, чтобы его представить, близкие и по возможности родственные ему образы, заимствуя их у существ, наиболее нами почитаемых, в какой-то мере нематериальных и пребывающих выше нас, не сообщая небесному, богообразному и простому вида чего-то предельно земного и многообразного (ибо первое способствует нашему возведению и не низводит надмирные явления до представляющегося нелепым несходства, а второе и божественные силы беззаконно оскорбляет, и наш ум,при этом вводит в заблуждение, заключая его в несвященные сочетания, так что скоро он может начать воображать, что сверхнебесная сфера полна некими львиными и лошадиными стадами, песнопениями в виде мычания, птичьими стаями и другими живыми существами и вещами менее почтенными, сколько их описывают по всему неподобные, а именно использованные в разъясняющих Речениях - склоняющие к нелепому, ложному и страстному уподобления). Но поиски истины открывают, как я полагаю, священнейшую премудрость Речений, вполне предусмотревшую в изображениях каждого из небесных умов, чтобы и божественному, как кто-нибудь может сказать, не было нанесено оскорбление и чтобы мы, приземленные, не оказались пораженными страстью к низменности образов. Причиной того, что с достаточным основанием выставляются изображения неизобразимого и виды безвидного, можно называть не только присущую нам неспособность непосредственно достигать умственных созерцаний и нужду в возведении к ним с помощью свойственного и сродного нам, каковое предлагает доступные нам формы для созерцания бесформенного и нас превосходящего, но и то, что мистическим Речениям более приличествует скрывать с помощью невыразимого и священных загадок и держать недоступным для многих священную, тайную и сверхмирную истину небесных умов. Ибо не всякий священ, инеувсех, -говорят Речения, - разум (ср. : 1 Кор. 8, 7).

Если же кто-нибудь сочтет, что такая иконография нелепа, и скажет, что стыдно предлагать богообразным и святейшим небесным чинам столь оскорбительные изображения, тому достаточно сказать, что образ изъяснения священного двояк.

3. Первый по справедливости заключается в создании образов, подобных священным прототипам, а второй - в формотворчестве образов, не подобных до полного несходства и инаковости. Конечно, таин ственные предания изъясняющих Речений воспевают чтимое блажен ство сверхсущественного Богоначалия иногда как Слово (Ин. 1,1), как Ум (ср. : Рим. 11, 34), как Сущность, чтобы показать подобающую Богу разумность, ее мудрость, по-настоящему сущее существование и истин ную причину существования того, что существует; представляют Его и как свет (ср. : Ин. 8, 12; 1 Ин. 1,5), называют и жизнью (ср. : Ин. 5, 26; 14, 6). Хотя эти священные изображения более возышенны и кажутся имеющими некоторое преимущество перед материальными образами, но и им недостает сходства с богоначальной Истиной (ибо Она превыше всякой сущности и жизни, так что никакой свет охарактеризовать Ее не может и всякое слово и ум неизмеримо отстоят от подобия Ей). А иногда теми же самыми Речениями Она сверхмирно воспевается в отрицательных определениях, называющих Ее невидимой, беспредель ной, невместимой и прочим и указывающих не на то, чем Она является, но на то, чем Она не является. Это ведь, как я думаю, и более примени тельно к Ней существенно, поскольку, как указывает тайное священное предание, мы правы в том, что Она не существует так, как существует что-либо из сущего, но мы не знаем Ее сверхсущественной, немыслимой и невыразимой неопределенности. Таким образом, если отрицания при менительно к божественному истинны, а утверждения не согласуются с сокровенностью невыразимого, то для невидимого гораздо более под ходяще разъяснение через изображения, говорящие о неподобии.

Таким образом, священнописания Речений чтут, а не бесчестят не бесные чины, изображая их в неподобных им формах и таким образом показывая, что они надмирно пребывают за пределами всего веще ственного. А что неподобные образы возвышают наш ум лучше, чем подобные, я не думаю, что кто-либо из благоразумных людей стал бы оспаривать. Ибо в более достойных изображениях можно и обмануть ся, полагая что реально существуют некие златовидные небесные сущ ности и световидные, сверкающие прекрасные мужи, облаченные в свет лую, сияющую безвредным огнем одежду (ср. : Мф. 28, 3; Мк. 16, 5; Деян. 1, 10; Откр. 4, 4), и прочие подобные красоты, при помощи которых богословие изобразило небесные умы. Потому, чтобы не по страдали те, кто не представляет ничего превышающего зримые кра соты, возвышающая премудрость святых богословов священно нис ходит до странного несходства, не позволяя нашей приземленности успокаиваться, останавливаясь на неподходящих образах, побуждая то возвышающее, что есть в душе, и уязвляя ее безобразностью этих сочетаний, чтобы даже чрезмерно приземленным людям показалось недопустимым и невероятным, чтобы сверхнебесные божественные видения воистину были схожи со столь низким. А кроме того, следует принять во внимание и то, что нет совершенно ничего из сущего, что было бы лишено причастности красоте, поскольку, как говорит истина Речений, Все хорошо весьма (Быт. 1, 31).

4. Так что возможно из всего этого извлечь хорошие наблюдения и из вещественного материала создать для существ умопостигаемых и разумных упомянутые неподобные подобия, хотя существа разумные существуют не так, как это уделено чувственным, а иначе. Ибо и гнев у бессловесных рождается из страстного устремления, и их гневное движение исполнено всяческого неразумия, а у существ разумных гнев следует понимать иначе - как обнаруживающий, на мой взгляд, их мужественную разумность и неуклонную опытность в богообразных и неизменных изображениях. Точно так же вожделением у бессловесных мы называем некое безрассудное и приземленное пристрастие, неудержимо возникающее у подверженных изменениям во время естественного движения или спаривания, и безрассудную власть телесной похоти, толкающую всякое животное к чувственно вожделенному. Когда же мы, применяя к существам разумным неподобные подобия, приписываем им вожделение, его следует понимать как божественную любовь к превышающей слово и разум Невещественности и неуклонную и неослабную устремленность к сверхсущественно непорочному и бесстрастному созерцанию и поистине вечному умственному приобщению к этому чистому и высшему свечению и незримой творящей прекрасное красоте. Под неудержимостью же давайте понимать мощь и необратимость, воспрепятствовать которым ничем не возможно по причине беспримесной и неизменной любви к божественной красоте и всецелой склонности к истинно вожделенному. Но и саму бессловесность и бесчувственность у бессловесных животных или бездушных вещей мы справедливо называем отсутствием разума и чувства, что же касается нематериальных и умственных сущностей, то мы достойным святого образом признаем их превосходство как сверхмирных над нашим перемещающимся телесным словом и вещественным чуждым для бестелесных умов чувством.

Итак, можно, не впадая в ошибку, создавать образы небесного и из недостойнейших частей материи, поскольку и она, получив бытие от истинно Прекрасного, несет во всех своих материальных порядках не кие отражения умственной красоты, и через них возможно восходить к невещественным прообразам, по-разному, как сказано, понимая подобия и неодинаково - одно и то же, но соответствующим, подобающим обра зом различая свойства умственного и чувственного.

5. И мы найдем, что мистические богословы священно применяют таковое не только, чтобы показать небесные порядки, но бывает что и к самим проявлениям Богоначалия. И иногда воспевают Его, черпая образы у чтимых явлений - такие, как солнце справедливости; вос точная звезда (ср. : 2 Пет. 1, 19; Откр. 22, 16), в уме священно восхо дящая; свет, незакрытый, умственно озаряющий; а иногда - у средних, как-то огонь, безвредно светящий (Исх. 3,2); вода, подательница жи вительного наполнения во чрево, символически говоря сбегающая и извергающая неудержимо текущие реки; а иногда - у предельных, как-то миро благовонное (ср. : Пет. 1,2), камень краеугольный (Еф. 2, 20). Но также и зверообразность Ему приписывают: придают Ему свойства и льва, и пантеры (см. : Ос. 5, 14; 13, 7) и говорят, что Он станет барсом и лишенной детей медведицей (Ос. 13, 7 - 8). Прибавлю и то, что мне кажется наиболее недостойным и странным: сведущие в божественном передают, что Оно Себе приписывает даже облик чер вя (ср. : Пс. 21, 7). Таким образом, все богомудрые мыслители и тол кователи тайного вдохновения начисто отделяют Святое святых от несовершенного и несвященного и предпочитают неподобную свя щеннообразность, так как и божественное не оказывается при этом легкодоступным для непосвященных, и любящие созерцать изображе ния божественного не останавливаются на этих изображениях как на истинных, и так как божественное почитается с помощью истинных отрицаний и разного рода уподоблений последним из его отголосков. Так что нет ничего неслыханного, если по уже высказанной причине и небесные сущности воображаются с помощью кажущихся нелепыми неподобных уподоблений. И пожалуй, мы не пришли бы ни к вызван ному недоумением исследованию, ни к восхождению путем тщательно го разыскания священного, не приведи нас в смятение безобразность изображения, представляющего ангелов, не позволяющая нашему уму остановиться на лгущем формотворении, побуждающая отказаться от материальных пристрастий и приучающая священно устремляться вверх через видимое к сверхмирному.

Столько надлежало нам сказать касательно материальной, кажущей ся нелепой иконографии ангелообразия в священных Речениях; а далее нужно определить, что представляет собой, по нашему мнению, сама иерархия и какова польза от самой иерархии для ее избранников. И пусть руководствует нашим словом, если можно так сказать мне, мой Христос - вдохновение всякого разъяснения об иерархии. Ты же, дитя, в соответствии с тем, что установлено святым преданием нашей иерар хии, и сам подобающим священному образом слушай священно говори мое, становясь боговдохновенным от боговдохновенного в процессе научения, и в сокрытости ума береги святое от несвятого, храни как единоврщное от множества. Ибо не подобает, говорят Речения, бросать перед свиньям умственный жемчуг (ср. : Мф. 7, 6) с его беспримесным, световидным и творящим красоту благоустроением.